Главным выводом из этих общих положений применительно к еврейской геральдике является тот факт, что одни и те же гербовые фигуры могли символически интерпретироваться совершенно по-разному в сознании различных этнических групп. Культуры еврейского и христианского населения средневековой Европы были весьма отличны друг от друга; имея в своей основе один и тот же источник (Танах, он же - письменная Тора иудаизма, он же - Ветхий Завет христианства), они ухитрялись толковать его совершенно по-разному.

 

     Здесь обращает на себя внимание весьма интересное культурное явление. Безусловно, формально евреи заимствовали гербовую практику у своих христианских соседей. Однако вместе с тем они интерпретировали ее на свой лад, в соответствии со своей системой ценностей и в русле собственных культурных представлений.

 

     Используя те же образы, что и христиане, европейские иудеи придавали им совершенно иные, привычные для себя символические значения, «прочитываемые» по-своему в их среде. Скажем, пеликан, раздирающий себе грудь, дабы собственной кровью накормить своих птенцов, для христианина был символом Иисуса, искупившего своей кровью грехи человечества. Для еврея же, не принимающего христианский постулат об искуплении, подобное толкование было лишено смысла. Для него пеликан – это прежде всего образ Торы, питающей народ Израиля. Точно так гранат, символ христианской церкви, воскресения и целомудрия в христианской культуре, понимался евреями как образ народа Израиля, земли Израиля и 613-ти мицвот (заповедей; именно столько насчитывается их в Торе).

 

     Ярким примером различия в трактовках является образ льва – популярнейшей гербовой фигуры.

 

     Христианами эта эмблема трактовалась очень широко: он олицетворял и господство, и царское достоинство, и воинскую доблесть, и силу веры, и т.д., и т.п. В еврейской же культуре лев всегда понимался очень конкретно – как лев Иуды, одного из сыновей Иакова.

 

     Такое прочтение связано с предсмертным благословением Иуды Иаковом (Быт. 49:8-12). Считалось – да и по сей день считается - что европейское еврейство происходит от двух колен, Иуды и Беньямина; немаловажным было и представление о том, что долгожданный Мессия также будет принадлежать к колену Иудину и роду царя Давида. Таким образом, помещение льва в еврейский герб может толковаться по меньшей мере трояко: и как простое указание на принадлежность к еврейству, и как претензия на давидическое происхождение, и как выражение мессианских чаяний.

 

     Главная проблема, с которой неизбежно сталкивается исследователь Средних веков – это риск приписать человеку той эпохи больше или меньше того, что он действительно имел в виду или хотел сказать. Еврейская культура не оставила памятника, подобного многочисленным средневековым бестиариям и энциклопедиям, а потому реконструкцию значения того или иного символа приходится осуществлять на основе Танаха, раввинских комментариев и мидрашей, а также различных косвенных источников. Следствием этого является отсутствие полной уверенности в абсолютной достоверности результатов такой «реконструкции смысла». Тем не менее, попытки априори лишить средневековое еврейство права собственного голоса в геральдической сфере, сведя всю его многообразную гербовую практику к «простым заимствованиям», кажутся вполне неосновательными; тем более что имеются веские примеры, подтверждающие обратное. Так в гербах родов Шалтиэль и Рава, претендовавших на давидическую родословную, изображен лев: у первых – в короне и с мечом, у вторых – лежащий, что точно соответствует библейскому тексту: «Молодой лев Иуда, с добычи, сын мой, поднимается. Преклонился он, лег, как лев и как львица: кто поднимет его?» (Быт. 49:9).

 

    *** Еврейские гербы жили по общим правилам, например – соединялись в одном щите, чтобы образовать брачный (семейный) герб. Cтраница из «Золотой Агады», хранящейся в Британской библиотеке, демонстрирует соединенный герб еврейских родов Рава и Галлико. Созданная в 1320 году в Барселоне, священная книга попала в семью итальянских евреев Галлико, и в 1602 году отец невесты, Иоав, заказал неизвестному художнику заполнить пустующий лист в книге рисунком, объединяющим в одном щите его собственный герб (одновременно и герб невесты) с гербом жениха – Элии Равы: семейной реликвии Галлико назначалось стать свадебным подарком молодой семье. Изящный реверанс тестя в сторону зятя, который, как и его отец Менахем Рава, был ученым-талмудистом. Как ему и подобает, герб жены занял второстепенную позицию в щите – геральдически слева. ***

 

    Возвращаясь к теме предсмертного благословения Иакова, нелишне будет коснуться и другой, весьма интересной темы – а именно вопроса о воображаемых истоках геральдической традиции в «гербах» двенадцати колен израилевых. Евреи Италии, наиболее активно пользовавшиеся гербами, нередко пытались найти себе оправдание в Танахе, приводя цитаты, указывавшие на древность и, более того, своеобразное «право первородства» еврейской геральдики. Рабби Гедалия ибн-Яхъя описывает в своем труде Shalshelet ha-Kabbalah (1587), как, будучи спрошен, «использовали ли семьи в прежние времена какие-либо знаки, что называются arme, дабы обозначить себя, как они делают это сейчас», в своем ответе в деталях описал те символы, которые, согласно традиции, были на дгалим (знаменах, флагах) двенадцати колен, пытаясь таким образом доказать, что «все народы взяли это себе за образец, когда стали делать знамена для своих войск в военное время, равно как и гербы для своих родов».

 

    Упомянутая традиция имела три источника в Торе: во-первых, предсмертное благословение Иакова (в котором он сравнивает своих многочисленных сыновей с различными животными, растениями и рукотворными объектами; Быт. 49:1-28); во-вторых, предсмертное благословение Моисея (частично дополняющее Иаковлево, а частично противоречащее ему; Втор. 33) и, наконец, стих из Книги Чисел, начинающийся словами: «И сказал Г-сподь Моисею и Аарону, говоря: сыны Израилевы должны каждый ставить стан свой при знамени своем, при знаках семейств своих» (Числ. 2:1-2).